Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти - Страница 118

118

Густав подал руку и, неожиданно отвлекшись, задержал взгляд на лице Арчеладзе. Глаза его сначала были пристально-холодными, затем медленно потеплели.

— Гриф!.. Ты знаешь свой рок? Тебе предсказывали судьбу?

— Нет, свой рок я избрал сам, — усмехнулся полковник.

— Почему?

— Потому что я вольный, и сам себе задаю уроки, предсказываю судьбу…

— Жаль, — он отвёл взгляд, выпустил руку. — Мне будет очень жаль тебя, Гриф… Ты возьмёшь тяжёлую ношу. Ты донесёшь её…

— Молчи!.. Я не хочу знать будущего.

— Вольному — воля, — гордый, холодный Густав Кальт неожиданно поклонился ему и ушёл без оглядки.

Воробьёв вернулся глубокой ночью, в сильный, густой снегопад, что, собственно, и помогло ему добраться до обсерватории через американскую зону, напрямую. Он не вошёл в дом, а свалил с плеч ношу — тяжело раненного и умершего по дороге бойца из группы Кутасова, постучал в открытые двери и сел на ступеньки крыльца.

Он был красный от крови с ног до головы, чужой крови, пропитавшей насквозь одежду и доставшей до тела. Розовый липкий снег сваливался с него ломтями, от спины поднимался столб пара; он сидел и, механически двигая рукой, гладил волосы мёртвого. Воробьёва на подходах к посёлку заметил наблюдатель, и потому «каскадёр» со своими ребятами прибежали первыми. Стояли вокруг молча, светили фонарями под ноги, чтобы не слепить, тянули влажные сигареты.

Арчеладзе вышел минутой позже, так же молча посмотрел убитому в лицо, попытался закрыть ему глаза — не вышло, веки поднимались, и было ощущение, что мёртвый дремлет.

— Вот, — сказал наконец Воробьёв. — Взял с собой парня… со знанием английского, немецкого и итальянского…

— Рассказывай, — бросил полковник. — Что говорят в штаб-квартире?

— Смотри, что говорят, — огрызнулся тот, кивая на убитого. — Туда на выстрел не подойти! В охране не пехотинцы, а такие псы!

— Ладно, не пугай. Давай всё по порядку.

— Весь Пловар контролируется патрулями, вокруг штаб-квартиры двойное кольцо негласной охраны, и не из морпехов… Их сняли, видимо, после того, как мы взяли археологов. А эти работают как охотничьи собаки, верховым чутьём… Нас засекли ещё на подходе, но пропустили через оба кольца. Ну и взяли в оборот…

— Оглянулся бы хоть пару раз, — проворчал Арчеладзе. — Если глаз на затылке нет.

— Никанорыч!.. Я знаю своё дело. У них аппаратура! — он выдернул из кармана прибор размером с ладонь, напоминающий телефонную трубку начала века. — Я такой и не видел!.. Ловит всё, что шевелится. На километр!.. Окна в штабе с защитой, стёкла не послушать, антенны на крыше — тоже. Есть каминная труба, но попробуй доберись до неё!.. В общем, назад прорывались с боем. Как начали нас с рук на руки передавать!.. Отстреливались до самой зоны. Не пошёл бы такой снег, обоим труба… А так глянуть — всё тихо-мирно, и вывеска — Гражданская полиция ООН. Лимузины ползают с такой же надписью…

— Товарищ полковник! — вдруг подал голос Кутасов. — Пока снег идёт, может я схожу в это гнездо, почищу его?

Бойцы смотрели выжидательно, снизу вверх, стоя на нижних ступенях. Арчеладзе молчал, и это вдохновило «каскадёра», начал давить.

— Они сейчас не ждут. Войдём тихо, стрелять не будем…

— Никуда не пойдёшь, — отрезал полковник. — Найди доски, сделайте гроб. Утром схороним.

— У меня свой счёт, товарищ полковник, — напомнил Кутасов. — Двое убитых, один ранен.

— Это много, Серёжа! Так пойдёт, твоей группы на год борьбы не хватит. А воевать ещё долго…

— Нет, я такого случая упустить не могу! — вдруг заартачился «каскадёр». За одного положу десяток! Мужики!..

— Отставить, — тихо проронил полковник. — Мне не нужны их трупы. А нужно мне — знать, какие речи ведут в этой штаб-квартире. И так уже нашумели…

— Можно было бы и без шума, — глядя исподлобья, проговорил Воробьёв, и Арчеладзе понял намёк.

— Долго думал? Умник…

— Долго… Нёс парня и думал. Всю дорогу.

— Ещё подумай!

— Никанорыч!..

— Отставить! Я повёл вас. Я принимаю решение.

В этот миг он вдруг отчётливо осознал слова Капитолины об истеричности. Сейчас жар горячего сердца был у этих мужиков выше разума. Ими владела мысль души — порыв, сиюминутный всплеск эмоций, на первый взгляд, благородный гнев, однако способный только красиво навредить делу.

Вспомнились спокойные, холодные и мудрые глаза медика Густава Кальта…

— Тело погибшего подготовить к похоронам, — распорядился ой. — Оплакивать после победы.

Кутасовские бойцы неожиданно покорно вняли его словам, переглянулись, тут же сняли с петель наружную дверь, переложили на неё убитого, распрямили ноги, сложили руки и понесли под густую завесу снега.

Воробьёв отряхнулся, вошёл в дом, и здесь при ярком свете вдруг увидел себя окровавленного, встал, растопырив руки. В этот момент в коридоре появилась Капитолина.

— Я включила титан, — буднично сказала она. — Вода уже тёплая. Тебе нужно вымыться, Врабий.

Он только сверкнул глазами.

— Премного благодарен, барышня!

Выждал, когда она уйдёт к себе в комнату, и ногой распахнул дверь к Арчеладзе.

— Никанорыч!.. Я не стал при мужиках говорить. А сейчас скажу!

— Знаю, что ты скажешь.

— Это единственный выход, Никанорыч! Если они умеют проводить через охраняемую зону, по минным полям…

— Умеют.

— Так в чём же дело?.. Знаю, ты бережёшь её принципиально. Воевать — наше дело…

— Ничего ты не знаешь!

— Ты её любишь. Но ты сбежал, когда она появилась здесь. Значит, она не принадлежит… тебе. Впрочем, и себе тоже. Я же вижу! Она одержимая!

118