Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти - Страница 49


К оглавлению

49

— Эта гора называется иначе! — уже в который раз Джейсон ощутил неясный толчок в душе от слов Густава. — Почему ты назвал её — Астра?

— Видите ли, сэр, астрофизический комплекс не случайно построен на этой горе, — мягко возразил Кальт. — Она ниже других, и не такая заметная, но с неё лучше, чем откуда-либо видны звёзды и планеты Вселенной. Здесь менее важна высота, чем угол зрения.

— Ты ещё и звездочёт, Густав?

— Я просто любопытный человек, сэр.

— Об Астре тебе тоже рассказал тот старый серб?

— Вы проницательны, сэр, — голубыми глазами улыбнулся врач. — Именно он рассказал мне историю горы.

— Этот серб — ходячий справочник, энциклопедия по истории Боснии?

— Нет, он просто старый человек. Очень старый и любознательный. К тому же имеет отличную память. Астра — гора, с которой древние астрологи и славянские волхвы наблюдали космические тела. И вот однажды, в нулевое время по нашему летоисчислению, они увидели на небосклоне восходящую звезду. Потом ей дадут название — Вифлеемская. Звезда ещё только всходила, но волхвы прочитали этот знак и немедленно отправились в дорогу, потому что путь из Боснии, с Балканских гор, до палестинского Вифлеема составляет ровно девять месяцев, если двигаться пешком и плыть на маленьком судёнышке. И они поспели вовремя, потому и первыми поклонились Новорождённому, возвестив о рождении Спасителя человечества.

— Густав, хватит тебе оперировать вросшие ногти на солдатских ногах и уничтожать сухие мозоли, — после паузы проговорил Джейсон. — Из тебя бы получился неплохой батальонный священник.

— Спасибо, сэр, но я на своём месте, потому что боль солдатских ног всегда достаёт душу. Спросите об этом у пехотинцев.

— Я знаю, сам испытал, — признался Джейсон. — А ты не сочиняешь, эскулап?

— Да, я мог бы сочинить о горе, где расположена обсерватория. Однако, думаю, явления, происходящие на Сатве, придуманы не мной. И вы, сэр, испытали их сами, как испытывали когда-то боль в ногах от сухих мозолей.

— Когда же был построен астрофизический комплекс? Об этом помнит твой старый серб?

— Разумеется, сэр. Новый построили в шестьдесят первом году, а до него здесь стояла просто высокая башня, которая называлась по-сербски Белая Вежа. Отсюда и современное название горы. Башня разрушилась от времени, и тогда выстроили две обсерватории. А раньше древние астрологи поднимались на Белую Вежу и наблюдали космические тела, планеты и звёзды. Они предсказывали судьбу людям, землям и целым народам. И всё время ждали, когда воссияет новая звезда, чтобы выйти в дорогу и первыми поклониться Второму Пришествию Младенца. Поклониться и попросить его не вершить на земле Страшного Суда, поскольку они, первопоклонники, готовы принять на себя все грехи человечества. Известно же, все зрячие всегда имеют три преимущества перед слепыми — первыми увидеть звезду, первыми поклониться Господу и первыми пойти на Голгофу.

Слушая его, Дениз вновь ощутил то состояние, что испытал в детстве, когда бежал по анфиладе, погружаясь из одного пространства в другое, более пугающее неизвестностью. В протестующей душе медленно вызрело отторжение, он не хотел открывать следующие двери, потому что боялся увидеть там тускло-золотой блеск маятника, от которого жизнь делалась пустой и короткой.

— Всё! Молчи, Густав! — неожиданно для себя крикнул он и вскочил. — Уходи! И больше ко мне не смей приближаться!

— Я не виноват, сэр, — со своей отвратительной холодностью сказал доктор. — Вы сами пришли ко мне. Разве не так?

Джейсон сбежал со склона горы вниз, заскочил на броню и приказал водителю ехать в штаб. Беготня и неразбериха в зоне позволили ему незаметно исчезнуть, и лишь спустя несколько часов сержант Макнил доложил, что всё это время его спрашивал и искал призрачный человек Барлетт-Бейлесс, и, не найдя, велел передать приказ — письменно объяснить, где и по какой причине находился он в период ликвидации последствий катастрофы. Кажется, новый шеф намеревался держать Дениза под жёстким контролем…

Вместо объяснений он сел писать письмо родителям в Сан-Франциско, извёл кучу бумаги, но никак не мог выразить то, что хотел. И лишь когда после обычного приветствия сразу же написал вопрос — целы ли напольные часы с маятником в тупиковой комнате анфилады, — понял, что ради этого и сел сочинять письмо. В таком виде его и отправил, даже не подумав, как мать отнесётся к этому. Однако письмо не помогло ему вернуться в нормальное, привычное состояние духа. Джейсон побродил по пустому ночному штабу и ощутил приступ голода. Дежурный повар по телефонному звонку принёс ему ужин в походных мисках-термосах, и Дениз с жадностью съел всё, даже десерт в виде кремовых палочек на ананасном соке, который обычно использовал для самодельного коктейля из джина, водки и тоника. Сейчас он не стал ничего смешивать, хотелось чистого, натурального продукта: горького, сладкого, кислого, — по отдельности. Джейсон выпил сначала полстакана водки, потом столько же терпкого, со смолистым вкусом, джина, запил водой и всё равно не успокоился.

И тут на счастье — пожалуй, впервые за всё время! — влетел сержант Макнил и принёс весть: средь бела дня русские из десантного батальона напали на пост возле городка команды учёных, избили пехотинца, отняли у него боеприпасы и отпустили, пригрозив расправиться со всеми американцами. И теперь командир диверсионно-разведывательного взвода принял решение наведаться в гости к русским и просил подполковника Дениза закрыть на это глаза, обязуясь отработать чисто. В тот же миг Джейсон понял, чего ему не хватает, чтобы избавиться от навязчивых чувств, возникших утром в зоне — драки! Хорошей, лихой драки, когда под кулаком хрустят рёбра и переносицы, когда вся энергия души и разума вкладывается в способность нанести удар противнику, самому при этом оставаясь недосягаемым и неуязвимым. В офицерской школе морской пехоты рукопашные бои с полным контактом устраивались чуть ли не ежедневно, ходили взвод на взвод, и с самой первой потасовки Джейсон избрал себе за правило — заранее определить, выбрать противника и как бы ни сложилось — победить именно его. При этом всегда выбирал парня крупнее себя, чаще ниггера, чувствуя в нём атавизм природной диковатой силы и изворотливости. А чёрные ребята в школе считали его расистом. И вот однажды, высмотрев себе соперника, он понёсся к нему сквозь дерущуюся толпу, неся кулак, как драгоценную ношу, насыщенную энергией, подобной шаровой молнии. Ниггер почувствовал это — услышал свой сигнал! — и попытался уйти, заслониться дерущимися фигурами, а потом руками. Ещё не вступив в поединок, он умер, и удар Дениза лишь довершил дело. Схватка в тот же миг была остановлена. Когда медик подбежал к парню, тот уже вытянулся и раскис, оставшись лежать мёртвой тряпкой.

49