Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти - Страница 94

— Кому ты сдался? — словно проснувшись, переспросил Джейсон.

— Самосовским головорезам. Это было в Никарагуа… Вели двое, один сзади, другой — спереди. А у меня спецобувь была. В подошвах и каблуках только минивертолета не хватало. Я вынул нож и обоих приткнул. Сейчас бы такие башмаки!

— Ты был в Никарагуа?

— Да пришлось…

— Ты наёмник?

— Ну, тогда, можно сказать, был наёмник.

— Слушай, а я тоже был в Никарагуа, — бесцветно вымолвил пехотинец. — Сразу после школы, ещё лейтенантом. И вылавливал сандинистских головорезов. Проводили спецоперации в джунглях.

— Видишь, там не встретились, а здесь… И оба — в винном погребе. Самое обидное, что бочка пустая!

— Это я виноват. Тебя расстреляют из-за меня.

— Да ладно тебе!.. Главное, из погреба выйти, а дальше, может, выкручусь. Они же не знают, кто я.

— А кто ты? Мы с тобой столько времени вместе, а я до сих пор так и не знаю, кто ты на самом деле.

Арчеладзе усмехнулся, стиснул зубы, сжал губы, но не смог удержать смеха. И захохотал во весь голос, медленно оседая на пол. Катился в одну сторону, в другую, заходился в смехе, как ребёнок в плаче. Джейсон прыгал около него и спрашивал, словно попугай.

— Эд! Что ты, Эд! У тебя истерика? Эд! Прекрати, Эд!

Он с трудом унял приступ веселья и ещё некоторое время устало всхлипывал коротким хохотком. Болели скулы и живот в районе солнечного сплетения.

— Нет, парень, это не истерика… Я увидел ситуацию… Наше положение… Сразу в голову не пришло! Это же смешно!

— Не вижу ничего смешного!

— А ты представь себе: два матёрых волка попадают в руки какого-то корчмаря-урода! Подполковник морской пехоты США, элитный офицер, профессионал, и полковник… нет, даже генерал, КГБ — и какой-то коротконогий серб, таскающий вино в кувшинах!

— Кто генерал КГБ?

— Я генерал КГБ! Правда, я не принял звания, но его присвоили.

— Ты не похож на генерала КГБ! — вдруг заспорил Джейсон. — Они совершенно не такие! Они… не должны пить вино, петь песни! Они…

— А ты их видел? Живых? Не в кино?

— Нет, не видел… Но…

— У вас отличная пропаганда, парень, — похвалил Арчеладзе. — Лучше, чем коммунистическая. Ладно, супермен, живи иллюзиями. Так легче…

— Ты не похож на генерала КГБ. Скорее, похож на генерала Хардмана.

— Вот пристал со своим Хардманом! Твой начальник? Хардман?

— Нет, был моим командиром, — с уважением вспомнил Джейсон. — А теперь… не командир у меня — иезуит. И фамилия скользкая, призрачная, — то ли Барлетт, то ли Бейлесс. В секретных службах они все такие, как рыбы. И глаза рыбьи, и мозги… Это он меня отправил на реабилитацию.

— А ты сейчас подчиняешься секретной службе?

— Переподчинили батальон… Так хочется пить!

— И меня… переподчинили, — вдруг признался Арчеладзе. — Вернее сам ушёл под зависимость. Но теперь!..

— Ты же сказал — вольный казак?

— Да, вольный! Мы оба сейчас — вольные казаки. Только где наши сотни? Почему не ищут командиров?

Арчеладзе задержал взгляд на окошке под потолком — стекло!

Только дотянуться и разбить!.. В три скачка он достиг стены, попробовал вышибить глазок связанными руками — не так-то просто: отёкшие от верёвок руки не сжимались в крепкие кулаки и удар получался вялый, мягкий, как ладонью по заднице. Тогда он приблизился вплотную, и стекло оказалось как раз на уровне лба. Осколки посыпались на пол, а один заскочил под тельняшку. По переносице к щекам потекла тёплая струйка крови…

— Подставляй руки! — приказал он, поднимая стреловидный обломок. — Сейчас ты получишь наконец настоящую свободу! Которая называется воля!

Капроновая, туго скрученная бечева распадалась под нажимом стекла с жирным треском, напряжённые нити лопались сами, едва остриё касалось волокон. Через двадцать секунд Джейсон разглядывал свои посиневшие ладони будто, утратив их, неожиданно и случайно обнаружил вновь.

— Режь мне! — поторопил Арчеладзе. Верёвки на ногах они резали самостоятельно, каждый себе: онемевшие руки не слушались, чтобы распутывать тугие, на совесть затянутые узлы.

И, не дорезав, внезапно оба замерли. Явственно послышался тихий характерный скрежет ключа в замке.

17

Старый Варга по-прежнему строго исполнял волю Стратига, и вся его реальная помощь заключалась в единственном «преступлении» — Буквице, принесённой в каморку в первый день пребывания Мамонта в копях.

Или делал вид, что исполняет, ибо он не мог не замечать, что в колонном зале с сильно просевшей кровлей прибавляются всё новые и новые столбы-подпорки. Впрочем, толку от них было немного: глыбу потолка в миллионы тонн весом удержать и закрепить могло только чудо. И вряд ли бы здесь, в святая святых, помог обережный круг Валькирии. Едва ли Варга не слышал и не догадывался, что всякий раз после захода солнца, когда в Хранилище запылает факел-ночник, в каморку Мамонта пробирается юный Варга. И возвращается к себе под утро с видом бывалого соледобытчика и блуждающей счастливой улыбкой.

И всё равно время бежало неотвратимо, а толща Знаний в сотах Зала Жизни, казалось, становилась лишь мощнее и неподъемней, как опускающаяся кровля.

Однако Счастливый Безумец сидел над Книгами и толкованиями к ним, стараясь успеть до срока, пока не накопится в дубовых брёвнах крепи энергия разрушения и не разразится сокрушающий, подобный близкой перестрелке, треск. Как всякий увлечённый кладоискатель, он быстро ориентировался в пространстве и лишь ускорял темп поиска, но однажды, оторвавшись от Весты, он вскочил на ноги и ударился головой о кровлю.